У Хуана Перона по отношению к партнёрше превалирует чувство Сторге, к которому он изначально предрасположен, а также в гораздо менее значительном выражении - чувство Эрос. Причём такое чувство Сторге, которое свойственно именно политическим деятелям, благодаря которому эта женщина способна была так "продюсировать" этого мужчину, чтобы сотворить из него легенду, способствовать тому, чтобы его имя вошло в историю. На нашем сервисе предусмотрен расчёт такой разновидности взаимосвязи между партнёрами. У Эвы Дуарте есть взаимосвязь с партнёром по чувству Эрос, которое является лидирующим в её врождённой предрасположенности.
В Аргентине перонизм стал почти религией, Хуан и Эвита были полубогами, которым поклонялись и которых ненавидели. Диктатор Хуан Перон и его жена Эвита - бывшая певица из ночного клуба - много лет правили Аргентиной. Это была странная и на первый взгляд несовместимая пара: певица с сомнительной репутацией и честолюбивый армейский полковник. Но они долго определяли курс латиноамериканской политики.
Эва в юности никак не хотела замуж. Едва закончив начальную школу, она неожиданно объявила, что хочет сбежать в Буэнос-Айрес и стать актрисой. Конечно, опыта у нёе было мало: она всего лишь несколько раз выступала на местном радио с чтением стихов, но Эва была уверена в своих силах. Помог ей знаменитый в то время аргентинский певец Магальди, которого тогда называли «золотым баритоном». Когда Магальди в 1935 году приехал на гастроли в Хунин, Эва пробралась в гримёрку к «звезде» и соблазнила его. На следующий день он взял её с собой в Буэнос-Айрес, пообещав устроить актрисой в труппу театра «Комедия» Эвы Франко.
Дебют Эвиты состоялся 28 марта 1935 года – она играла служанку в спектакле «Хозяйка дома Пересов». Её роль была рассчитана на три минуты - она появлялась с подносом из полумрака кулис, выходила на середину сцены, а потом уходила. Платили ей за каждый спектакль настоящие гроши, за которые было нельзя купить и чашки кофе.
Тогда Эва Дуарте стала подрабатывать в качестве обычной проститутки и фотомодели для порнографических журналов. Позже, став женой президента страны, она приказала уничтожить все эти журналы с её фотографиями. Сохранилось лишь несколько эротических открыток, на которых молодая Эвита занимается оральным сексом. Снимки должны были возбуждать, однако цель не достигалась из-за неопытности модели и её испуганного взгляда. И даже после замужества Эва так и не смогла окончательно избавиться от прозвища «кобылы» (так называли в Аргентине уличных шлюх). Рассказывали даже такой анекдот, что однажды Эвита пожаловалась начальнику президентской охраны, отставному флотскому адмиралу, на оскорбительные выкрики в толпе: «Вы слышите? Они меня называют шлюхой!» «Я их прекрасно понимаю, мадам, — невозмутимо ответил ей тот. - Я не был в море уже 15 лет, а меня по-прежнему называют адмиралом».
Событием, изменившим жизнь Эвы, стало её знакомство с министром радио, почты и телеграфа Анибалом Имбертом, который фактически превратил никому не известную актрису в звезду первой величины. Именно благодаря Имберту Эва получила приглашение на радио вести постановки о самых великих женщинах в мировой истории. Эти постановки, пользовавшиеся в стране немалой популярностью, и сделали голос Эвиты самым узнаваемым в стране. Кроме того, Имберт познакомил её с полковником Хуаном Доминго Пероном, одним из лидеров "фашистской" партии Аргентины и вице-президентом правительства.
Их первая встреча состоялась 17 января 1944 года - в городке Сан-Хуан у подножия Анд, пострадавшем от землетрясения. Тогда в местном театре шёл благотворительный вечер в пользу пострадавших, и Эва, встретившись с полковником Пероном, сказала ему самые заветные и, естественно, давно уже заготовленные и тщательно отрепетированные перед зеркалом слова.
- Полковник, - сказала она, дотронувшись до рукава его мундира.
- Чего тебе, девушка? - сказал он, не поворачивая головы.
- Спасибо, что вы существуете.
В архивах Аргентины есть шестнадцать плёнок с записью кинохроники о начале этого фестиваля. И на каждой из них видно, что слова Эвиты достигли своей цели – как полковник вздрогнул от неожиданности и минуту не сводил глаз с прелестной незнакомки. Ещё на одной киноплёнке показано окончание благотворительного фестиваля: Эвита берет под руку полковника Перона и они вместе уходят из зала.
Впрочем, поначалу для «народного полковника» его отношения с Эвой Дуарте были не более чем очередной любовной интрижкой. Перон снял ей новую квартиру в самом центре Буэнос-Айреса и устроил ей съёмки в фильме «Цирковая кавалькада» на студии «Пампа филмс».
Но всё изменилось в 1945 году. После окончания Второй мировой войны и краха Третьего рейха рухнул и режим «фашистских полковников» в Аргентине. Перон был арестован. Его отвезли в армейские казармы, где его ждал неминуемый расстрел. Но его спасла Эвита. Она выступила по радио, и на улицы Буэнос-Айреса вышла огромная толпа взбешённых аргентинцев, намеренная отстоять своего «народного полковника».
Однако на следующий день, когда она ехала в своей машине к президентскому дворцу, её остановила толпа студентов из «Красного фронта». С криками: «Убьём эту шлюху!» студенты разбили стёкла в машине, вытащили Эвиту на асфальт и до полусмерти избили дубинками.
От страшной смерти её спасли солдаты, проходившие мимо побоища. Избитую Эвиту с переломанными руками и ногами доставили в больницу, откуда Перон в сопровождении вооружённой гвардии увез её на виллу своего друга в Сан-Николасе. Там она прожила несколько месяцев, пока не пришла в себя от увечий.
И как только Эвита поправилась, Перон тут же объявил всем аргентинцам о своём браке с женщиной, которой он обязан жизнью. В декабре 1945 года, когда Перон баллотировался на должность президента страны, их союз был освящён в старинной церкви Ла-Платы в присутствии сотен репортеров со всего мира.
Но побои не прошли для Эвиты даром - у неё начались сильные боли в нижней части живота, приступы лихорадки и несвоевременные кровотечения, а также отёки на ногах. В 1947 году врачи поставили ей убийственный диагноз – она полностью утратила свою способность к деторождению. Через год врачи обнаружили у неё первые признаки злокачественной опухоли матки. Из-за постоянных болей она уже не испытывала никакого интереса к сексу.
И тогда она поставила себе новую цель в жизни – она решила превзойти Перона. Не убрать его, но стать самой любимой женщиной в стране, перед которой все мужчины – от Перона до простого скотовода – будут стоять на коленях.
Сам Перон всячески приветствовал решение Эвиты пойти в политику – он понимал, что всякой революции нужен свой символ, своя икона. И этой иконой его суровый военный режим решил сделать лицо Эвиты, использовав традиционное для Южной Америки народную страсть к культу Богоматери. И не беда, что у самой Эвиты не было и не могло быть своих детей - только за три года она стала крестной матерью 7800 детей из самых бедных семей страны. Для школьников и студентов она учреждает стипендию своего имени, и её получает каждый год три с половиной тысячи отличников.
В стране насаждается настоящий культ Эвиты. В самом начале 1950 года весь Буэнос-Айрес был обклеен плакатами с её лицом и огромными лозунгами: «Эва Перон – мать отечества!» и «Мадонна бедняков». Тогда же она начинает кампанию по борьбе с нищетой, начиная бесплатно раздавать квартиры самым нуждающимся, и за три года она раздала 2500 квартир.
Всей стране стал известен адрес её приемной в здании Всеобщей конфедерации труда - очередь огибала два квартала, места в ней занимали с семи утра. Почти каждую неделю Эва колесила по стране: раздавала деньги жертвам железнодорожных катастроф, открывала сельские школы, совершала зарубежные визиты. Даже сам Сталин прислал ей в подарок на день рождения роскошную горностаевую пелерину – поистине царский подарок, которого ни до ни после того не получал ни один из лидеров Аргентины.
Растущая популярность Эвиты, разумеется, обрадовала далеко не всех. Оппозиционеры в подпольных газетах открыто называли её «гиеной» - это был намёк на то, что Эва раздавала беднякам квартиры расстрелянных по её приказу бизнесменов. Газеты соседнего Уругвая злорадно советовали примерить женское платье, а саму Эвиту обвиняли в патологическом пристрастии к богатству и роскоши. Даже высокопоставленные аргентинские чиновники шёпотом рассказывали, что в рабочем кабинете Эвиты в президентском дворце стоял специальный шкаф, заполненный стеклянными сосудами с плавающими в формалине половыми органами расстрелянных по её приказу политических противников.
«Что ж, некоторые из этих обвинений имели реальные основания, - много лет спустя дипломатично заметил её личный секретарь и парикмахер, имевший доступ во все личные покои Эвы. – Стеклянок с отрезанными гениталиями я не видел, но вот её меха действительно не помещались в гардеробах. Но хочу заметить, что реальность этих обвинений ни в малейшей мере не умаляла ту слепую любовь, которую к ней питал народ».
В 1951 году Эвита узнала новый диагноз: лейкемия. Её агония стала коллективной трагедией и самой масштабной пропагандистской кампанией перонистского режима. Каждый день шли радиорепортажи о состоянии её здоровья, по всей Аргентине совершались тысячи месс во здравие «мадонны бедняков», шли сотни процессий богомольцев. Многие паломники пешком шли в столицу из самых отдалённых провинций страны, полагая, что они могут принять на себя часть мучений своего кумира.
Пресса умело подогревала массовую истерию. Когда на стене дома напротив президентского дворца появилась надпись «Да здравствует рак!», в стране пошли облавы на аристократов и оппозиционеров, которые, по мнению перонистов, своими колдовским обрядами приближали смерть Эвиты. В результате этой пропаганды погибло 45 человек, которых толпа заподозрила в причастности к оппозиции. По всей стране были сооружены специальные алтари, при помощи которых люди отводили «порчу» от любимой Эвиты.
«Многие полагали, что присутствуют при первых предвестиях апокалипсиса, - писал американский журналист Карл Фрейдж. - Без Владычицы Надежды не может быть надежды; без духовной Руководительницы Нации нации приходит конец. Она была очень влиятельной женщиной при жизни, и она стала ещё более влиятельной при смерти».
26 июля 1952 года Эвита скончалась. Но на этом её история вовсе не закончилась.
Даже мёртвой Эвита должна была служить делу партии. По распоряжению Перона её тело было на двенадцать дней выставлено для прощания в огромном зале Дома конфедерации профсоюзов, куда каждый день шли сотни тысяч человек. Люди теряли сознание от усталости, сутками простаивая в очереди к её гробу. Дня не проходило, чтобы кто-нибудь не попытался покончить с собой у её тела, пустив в ход нож или капсулу с ядом. На стенах траурного зала были развешаны восемнадцать тысяч венков, не меньшее количество украшало заупокойные службы в столицах провинций и в главных городах округов, где усопшая была представлена на фотографиях трехметровой высоты.
